Я давно уже предпочитаю иметь дело с автогеографией. И России, и других стран тоже. Потому что автогеография пишется не людьми, а самой страной: ее лесами, горами, океанами и морями, ее реками, дождями и ветрами, ее песками, травами и камнями. Автобиографию, как и историю, можно при желании переписать (желания эти, увы, неистребимы). Автогеографию не перепишешь. Ни в чьих интересах и никому в угоду. У написанной человеком истории есть срок: от одного поколения историков до другого. Этот срок у них называется периодом или эпохой. У автогеографии никаких сроков нет, у нее есть Время. Ее периоды или эпохи — это времена года. Мне ближе это измерение. Оттого я еду во Владимир и Суздаль не за историей, а за географией. Мое путешествие — путешествие во времени. За снегом, ветром и камнями…
Со снега оно и началось. Александр Сергеевич сказал бы, что во Владимире «сделалася метель». Снег повалил и, подчиняясь ветру, мчался к далекому горизонту. Туда-то, к горизонту, мне и надо было. Там, на краю огромного поля, у излучины Нерли возникал из снежной метели шедевр мировой архитектуры — церковь Покрова. Я стоял несколько минут, наблюдая, как эта белая свеча появлялась и вновь исчезала в снежной кручине, словно маяк для тех, кто шел к ней под снегопадом.
Она, эта церковь, стоит здесь уже восемь столетий, даже больше. Биографы, то есть историки, утверждают, что возведен храм Покрова на Нерли в память о торжестве русских побед над врагом. Но географы знают, что шедевры редко создаются ощущением торжества. Шедевры рождаются куда более сильным чувством. Князь Андрей Юрьевич Боголюбский лишился любимого сына. Мальчишку звали Изяслав. Боголюбский, видавший все на поле боя, впервые в жизни был тяжело ранен чувством невозвратности потери любимого человека. В память о сыне возник этот шедевр на Нерли. И если архитектура — это застывшая музыка, то здесь, на излучине русской реки, возносится к небу пронзительная «Лакримоза» из «Реквиема» Моцарта.
Неизбывное горе — лучший в мире строитель, архитектор и художник.
Так было с великим шахом Джаханом, много веков назад построившим мировой шедевр на индийской реке Джамне — Тадж-Махал — усыпальницу рано ушедшей любимой женщины и матери его детей. Шах оставался безутешным до конца жизни.
Так случилось с людьми, потерявшими свой рай — красивейший город Аквилею. Почти две тысячи лет назад горожане были изгнаны оттуда кочевниками Аттилы, дома их разрушили, семьи унизили и уничтожили. Потерявшие свой земной рай построили его заново. Теперь он называется Венеция.
Так случилось и с русским иконописцем Рублевым, потерявшим в кошмаре татарского нашествия самое дорогое, но создавшим шедевр на все времена — гениальную «Троицу».
Так случилось и с тем, кто снял фильм о Рублеве. Между прочим, Андрей Арсеньевич Тарковский снимал свой фильм и здесь, в Суздале. Во всяком случае ключевая часть ленты — «Колокол» — родилась на берегу речки Каменки. Отсюда же проистекает и его высокое понимание своего предназначения. «Я думаю, что нормальное стремление человека, идущего в кино, заключается в том, что он идет туда за временем — за потерянным ли, или за упущенным, или не обретенным доселе. Вот в чем действительная сила кино, а не в «звездах», не в шаблонных сюжетах, не в развлекательности. В чем суть авторской работы в кино? Условно ее можно определить, как ваяние из времени».
И когда этот великий мастер будет разлучен с родиной и любимым сыном, когда поймет, что смертельно болен, — близкое ощущение невозвратной потери создаст его последние шедевры — «Ностальгию» и «Жертвоприношение».
Здесь, в Суздале, ему поставлен памятник. Как заметил еще один наш гений, «Время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии».
Источник: Российская газета