Ночь с 10 на 11 октября жители Степанакерта снова провели в подвалах. Перемирие, объявленное с 12:00 субботы, продержалось меньше суток. Азербайджанская сторона в его срыве обвинила Армению, заявив о новом обстреле города Гянджа, в результате чего был разрушен жилой дом, по меньшей мере девять человек погибли. Армянские военные отрицают, что обстреливали город.
Вторую половину дня субботы в Степанакерте впервые за долгое время не звучала сирена воздушной тревоги. Многие жители, две недели подряд ночевавшие в подвалах, начали выходить на улицы и подниматься в свои квартиры.
Через дорогу от разрушенной при обстреле электростанции мы встречаем трех пенсионеров, они обсуждают последние новости и иногда с тревогой посматривают на небо.
У Саргиса накануне был день рождения, который он с соседями отмечал в подвале: «Мне 70 лет вчера исполнилось. Мы зарезали кролика, сварили картошки, а водка у нас всегда есть. Ну как празднуют дни рождения, так и отпраздновали», — описывает он праздник.
День рождения Саргис встретил в подвале
«Мы живём в этом здании, — показывает он на ближайшую к нам пятиэтажку. — Но сейчас опасно в квартирах находиться, мы в подвале. Все эти две недели мы прожили в подвале. А во время первой войны мы восемь месяцев в подвале были».
Старики в подвале
«Каждый день по одному [снаряду] падает: один день туда, другой сюда, третий туда, — описывает военную жизнь квартала его собеседник Геворг. — Они просто бьют по городу. У меня четверо маленьких детей и жена ещё беременна. Рано утром, в 7 утра, начали бомбить город. Моё жильё не пострадало, но соседское — да. Они не смотрят, в кого бьют, просто бьют».
В долговечность объявленного по итогам переговоров в Москве перемирия Геворг с Саргисом не верили с самого начала. Хотя в Степанакерте в субботу было тихо, стрельба продолжалась в городе Гадрут на южном фронте, а с раннего утра обстрелу подверглись села вблизи армянского города Капан.
Саргис ведет нас в подвал своего дома, чтобы показать, в каких условиях они с соседями жили последние две недели. «Это наш туалет», — показывает он на огороженный участок двора.
«Тут мы получаем новости, — показывает на старый кассетный магнитофон. — Труба водоканала лопнула, так что воду мы сами носим. А дальше прошу нагнуться, вот наш подвал. Здесь столовая».
Несмотря на объявленное перемирие, в подвале все еще остаются несколько пожилых женщин, которые пока боятся подняться в свои квартиры и просят не публиковать их имена.
«А вообще есть перемирие? — уточняет одна из них. — Если бы знали точно, что перемирие, вышли бы, домой хоть немножко пошли бы. Не знаем. А вдруг бомбить будут? Утром была сирена. До половины первого сирена была, потом в час была сирена, вот и перемирие».
«И в первую войну здесь жили, и во вторую, уже третью войну переживаем, — вступает в разговор ее соседка. — Надеюсь, что это будет последняя, и нас признают. Не жалко, столько людей гибнет? Вот, от волны (взрывной) бежала и упала. Посмотрите, какое лицо. Почему я должна падать? Мои дети там воюют, а я ничего не знаю, не дозвониться до них».
Женщины сидят вокруг стола, на котором расставлены чашки и конфеты. Вдоль стен к трубам прикреплены свечи на случай отключения электричества. Пока мы беседуем, я несколько раз бьюсь каской о низкий потолок подвала, отчего мне неловко перед этими женщинами: журналисты на войне все равно защищены значительно лучше, чем мирные жители.
Офис электростанции разрушен в ходе обстрелов
Обитательницы подвала рассказывают, как несколько дней назад разбомбили офис электростанции через дорогу от их дома. А в другой день снаряд попал в соседний магазин лакокрасочных материалов, так что он весь выгорел: «Мы не на передовой, но мы же видим, сколько беспилотников на город летит. Мы их видим. Сколько эти вертолёты летают, самолёты летают. Разве так можно с мирным населением?»
«С противником нам не повезло»
В паре кварталов взрывом разрушило жилое строение, а на дороге осталась воронка с одноэтажный дом.
Пока мы ходим по ее краю и гадаем, что сюда могло прилететь, из окна дома напротив выглядывает пожилая женщина, машет нам рукой и зовет в гости.
Арлета Мирзоян всю жизнь живет в Карабахе, и когда началась война, не думала никуда эвакуироваться. В Армению вывезли всех детей, а она и другие старики все дни обстрелов пережидали в подвале. Она говорит, что не могла уехать, потому что на фронте воюют двое ее сыновей и двое внуков: «Они в разных местах на границе, как я могу их оставить и уйти отсюда? Это же невозможно».
Арлета заваривает чай, угощает нас вареньем из ежевики и рассказывает, что для ее внуков это уже вторая война: они принимали участие в боевых действиях, когда в Нагорном Карабахе случилось очередное обострение весной 2016 года. Одному из них тогда было 18 лет, другому — 20: «Они воевали тогда. И сейчас они добровольно приехали сюда из Армении защищать родину».
Жительница Карабаха Арлета Мирзоян пережидает обстрелы в подвале и не собирается никуда эвакуироваться
«Я по профессии акушерка, но сейчас на пенсии, — говорит Арлета о себе. — Старший мой сын сосудистый хирург, младший сын юрист. Внуки учатся в Ереване в университете, один на юриста, другой на финансиста. Дочка у меня в Питере. Большая у нас семья. Я бы хотела, чтобы был мир и чтобы не гибли дети здесь — это ужас».
От кого-то из соседей Арлета слышала, что перемирие продлится два дня, другие жители Степанакерта, которых встречали журналисты Би-би-си, говорили о 72 часах затишья. Но уже ночью столица Нагорного Карабаха снова подверглась обстрелу, и жителям пришлось вернуться в подвалы.
Армения обвинила Азербайджан в нарушении режима прекращения огня. Азербайджан, в свою очередь, заявил, что армянские военные обстреляли город Гянджа, и это послужило причиной срыва перемирия.
Собеседник Би-би-си в МИД непризнанной НКР на вопрос, означают ли новые обстрелы конец перемирия и возврат к активным боевым действиям, ответил: «Сложно сказать, но, по крайней мере, то, что происходит, далеко от соблюдения перемирия. Пока не будем торопиться, посмотрим, на этот раз что придумают. С противником нам не повезло, вот и все».