Евгения Полякова и Михаил Манокин, преподаватели НИУ «Высшая школа экономики», весьма основательно проанализировав характер занятости и предпочтения специалистов в сфере отечественной культуры, пришли к неутешительным выводам: «Наше исследование показало, что среди культурных специалистов на российском рынке труда больше распространены стандартные формы занятости.
Однако развитие творческих и культурных индустрий зависит от талантливых стартапов и частных инициатив, которые распространены в европейских странах. Например — в Великобритании. Но большинство специалистов в области культуры в России с большей вероятностью не рассматривают результаты своего труда как бизнес-продукт, который следует продавать в конкурентной среде, не задумываются о его преимуществах и недостатках. Это означает, что культурная индустрия… не может породить инновационные продукты, необходимые для успешного развития отрасли и конкуренции на международных рынках». Авторы обращают внимание на то, что «российский творческий и культурный сектор» может оказаться заложником неразвитой правовой системы, бюрократической нагрузки и т. д., что является препятствием для развития стартапов и предпринимательской деятельности. То есть, по их мнению, меры поддержки культуры и креативных индустрий должны формироваться по аналогии с поддержкой малого бизнеса и «стимулирования предпринимательской деятельности».
Важно, чтобы читатель обратил внимание на одно важное обстоятельство: для авторов исследования о специалистах в области культуры на российском рынке труда понятия «культура» и «креативные индустрии» во многом идентичны, если не тождественны. И это не может не вызвать ряд вопросов. Тем более что в экономике синонимы термина «креативная индустрия» — вовсе не «культура», это прежде всего «креативная экономика» или «экономика знаний».
В экономике синонимы «креативной индустрии» — не «культура», а «креативная экономика» или «экономика знаний»
В отличие от креативных индустрий, культура действительно консервативна. И дело не только в том, что она определяет систему табу, запретов, но и потому, что она формирует связь времен, историческую устойчивость и самоидентификацию каждого этноса в отдельности и человечества в целом. При этом ее профессиональные носители, прежде всего практики, как правило, продуцируют консервативную и креативную функции одновременно. Даже отрицая предшествующие каноны и направления, они сохраняют память о них. В искусстве, пожалуй, острее, чем в реальности, действует гегелевский закон «отрицания отрицания». При этом ошибочно думать, что деятели художественной культуры лишены спортивного азарта и искушений рынка. Это относится не только к литераторам или представителям изобразительных искусств, но прежде всего к мастерам искусств исполнительских, к режиссерам и дирижерам, композиторам, танцовщикам, певцам, музыкантам, артистам цирка, даже к актерам драматического театра и кинематографа, чья связь с родным языком ограничивает географию их деятельности. Эти сферы искусства и в советское время были высоко конкурентны, в том числе и на международном рынке труда. При этом важно отметить, что подготовка этих специалистов — весьма консервативный процесс, опирающийся на опыт поколений. Понятно, что новаторский метод К.С. Станиславского был развит его учениками и последователями — от Евгения Вахтангова до Ежи Гротовского, но основы школы актерского искусства десятилетиями передаются от учителя ученику, видоизменяясь во времени, однако не теряя своего существа. Здесь — в отличие от креативных индустрий — ничтожна роль инновационных технологий. Даже когда педагог, находящийся в Московской консерватории, обучает студента, который сидит за роялем в классе Киберуниверситета в Сеуле, процесс преподавания от этого не приобретает инновационного характера. И, только овладев школой, исполнитель оказывается готов к самостоятельному творчеству. У музыкантов на это уходит пятнадцать-семнадцать лет. И, разумеется, — вся жизнь.
Ошибочно думать, что деятели художественной культуры лишены спортивного азарта и искушений рынка
Сегодня мы с полным основанием можем говорить о феномене якутского кинематографа, который стал не только искусством, но и современной индустрией. Но при этом нельзя забывать, что лет десять назад необычайно талантливый министр культуры Якутии Андрей Борисов отправил учиться во ВГИК большую группу молодых людей, — большинство из них и составили славу нынешней якутской кинематографии. Дуализм мастеров художественной культуры — их консервативная креативность — не тождествен профессиональной психологии специалистов, работающих в сфере охраны культурного наследия. Занимаясь сохранением недвижимых и движимых памятников культуры, нематериальных традиций и обычаев, работники этой сферы не склонны к инновациям, хотя могут использовать в своей работе наисовременнейшие технологии, позволяющие не только исследовать древнейшие артефакты, но и реставрировать их. Сотрудники библиотек и музеев по природе своей видят свою миссию в сохранении культурного наследия для будущих поколений. Хотя и в этой сфере в последние три десятка лет происходят существенные изменения. Библиотеки перестали быть хранилищами книг, превратившись в современные информационные центры. Музеи стали средоточием самых разных программ — выставочных, образовательных, научных. Разумеется, в сфере культуры, как и в сфере креативных индустрий, немало проблем. Но какие бы консервативные искушения ни испытывало сегодня общественное сознание, не стоит забывать, что русская культура не раз потрясала мир творческими озарениями, художественными прорывами в неведомое.
Источник: Российская газета