Сначала рабочие в полной тишине бережно разбирают, выносят со сцены, изображающей церковь, скамьи, живописные полотна, скульптуры и запрестольное распятие. Остались только опустевшие алтари и лепнина стен, как вдруг пробегает коза — или козёл. Следом, озирающейся нимфой, — обнаженная статистка. Ба-бах! — от неожиданности вздрагивают зрители: на сцену падает сверху блестящий автомобиль. В следующий момент — падают, подпрыгивая, оранжевые баскетбольные мячи. И лишь потом к уже растревоженной публике устремляются из оркестровой ямы первые трагедийные ре-минорные аккорды знаменитой увертюры к «Дон Жуану» Моцарта.
С такого резкого эффекта начинается представленная на минувшей неделе на Зальцбургском фестивале 2021 года его первая оперная премьера — загадочная, славная своей многозначностью, любимая публикой и профессионалами «опера опер» Моцарта, как назвал ее влюбленный в композитора Эрнст Теодор Амадей Гофман. Постановщики — два ярких, провокативных, поляризующих публику мастера: итальянский режиссер Ромео Кастелуччи и, как определяет его австрийская пресса, «греческо-российский» дирижер Теодор Курентзис.
Этот спектакль был первоначально запланирован как часть юбилейных торжеств, посвященных 100-летию старейшего музыкально-театрального фестиваля Европы в 2020 году. И не случайно. В 1922 году это была первая опера, поставленная в Зальцбурге — в первые два года на фестивале были только драматические спектакли и концерты. А затем 43 раза за 100 лет ставился в Зальцбурге «Дон Жуан», став одним из самых популярных его произведений, в интерпретации в том числе и таких великих, как Бруно Вальтер, Герберт фон Караян, Карл Бём. В последние десятилетия, вплоть до своей смерти в 2016 году, главным экспертом по Моцарту в Зальцбурге считался Николаус Арнонкур.
Однако, из-за пандемии фестиваль в прошлом году прошел по резко сокращенной программе. Премьеру «Дон Жуана» решили перенести на этот год. Ожидания были очень высоки. За минувшие годы постановками «Идоменея» и «Милосердия Тита» Курентзис и его оркестр musicAeterna упорно завоевывали себе в Зальцбурге репутацию новых экспертов по Моцарту. А живописные мистерии Кастелуччи — всегда событие в оперном мире.
Именно сакральную драму о Дон Жуане как одном из основополагающих мифов европейской цивилизации — в ряду других ее базовых мифов и образов — поставил в Зальцбурге Кастелуччи. Кому бы пришло в голову, что в центре «Дон Жуана» может быть Евхаристия? Однако, здесь именно так. В прологе Дон Жуан закусывает хлебом и вином на престоле лишенного своих видимых символов христианского храма.
В финале Дон Жуан корчится перед этим престолом, когда звучит голос Командора, призывающего его к покаянию и поющего, что земной пищи не желает вкусивший Трапезы небесной. Собственно, фигуры «каменного гостя» тут нет — голос Командора раздается в пустом десакрализованном храме как глас Божий. Кастелуччи говорит в интервью, что Командор — не просто отец Донны Анны, а Отец. Слова Его мучительны для не знающего границ Дон Жуана, оставшегося один на один с Отцом.
В отличие от большинства постановщиков этой оперы, да и самих Моцарта и автора либретто Лоренцо да Понте, Кастелуччи не симпатизирует главному герою. Полное первоначальное название оперы «Наказанный распутник, или Дон Жуан» обычно забывают. Кастелуччи не забыл. Концепция режиссера решительно осуждает распутника, разрушающего женщин, даже если он действительно любит их всех и не может, как он поет, любить одну, потому что тогда обидятся остальные. При пении Viva la liberta! — Да здравствует свобода! — этого лозунга эпохи Просвещения — Дон Жуан ожесточенными ударами бейсбольной биты вдребезги разбивает на авансцене скульптуру женщины.
Спектакль поражает своей красотой и заключается скорее в смене картин, чем в действии как таковом, — как и следует ожидать от Кастелуччи, режиссера из профессиональных художников. С обилием иногда легко, иногда сложно читаемых метафор. Со 150 женщинами от мала до велика, от детей до старух, разных комплекций и физических состояний, набранными в массовку, режиссер несколько перемудрил. Их смысл как обобщение женского рода понятен, но их бесконечные хождения по сцене туда-сюда во втором акте несколько утомляют. Другие образы — Церлина в позе мученика Себастьяна, абстрактные конечности, остающиеся от побитого Мазетто, похоронная карета, спускающаяся с небес при дуэте соблазнения Дона Жуана и Церлины, происходящем у райского дерева с яблоком, — поражают глубиной смысла и изяществом формы. Есть и комические эффекты, вполне в духе этой оперы отдающие трагедией: при пении «Арии со списком» Лепорелло достает из боковых дверец большого принтера, как мы достаем помятые, бракованные листы бумаги, — длинные женские волосы.
Здесь много двойников. Дон Жуан и Лепорелло специально сделаны такими похожими, что всю оперу думаешь, кто из них есть кто. Кроме того, почти у всех главных героев есть дублеры из миманса, в том числе обнаженные. Эротика присутствует, и очень изысканная. Пошлости — ни грана! Выразительно разработан образ Дона Оттавио. Он появляется сначала как лыжник с маленьким белым пуделем, потом как богато украшенный рыцарь с перьями и большим пуделем и, наконец, с висящими на шее безжизненными руками манекена, — образ высокопарной, напыщенной бесполезности.
Динамическое развитие сюжета заменено живописной сменой осмысленных картин с абсолютным доминированием белого цвета. И почти все действие — за белой сеткой-пеленой, которая затягивает все зеркало сцены и так и не поднимается до самого конца спектакля, акцентируя иную художественную реальность происходящего за нею.
Музыкальная сторона спектакля столь же необычна, как и изобразительная. В первом акте баланс оркестра и певцов воспринимался как неправильный. Курентзис, казалось, слишком выпячивал свой оркестр. Во втором акте то ли к этому привыкаешь, то ли баланс меняется. Темпы иногда очень медленные, паузы длинные, заниженный строй и дребезжание «аутентичных» инструментов создают особое звучание. Добавьте к этому великолепные импровизации на речитативах Марии Шабашовой (хаммерклавир) и ставшее отличием Курентзиса включение в оперу других произведений Моцарта — в данном случае это обширный фрагмент струнного квартета «Диссонанс» К465, плюс Жига К574 и Менуэт К355, — и вы получите того самого «другого» «Дон Жуана», которого и обещали устроители.
Ничто в этом спектакле не настроено на услаждение слуха или взора. И от оттенков белого в сцене бала так режет глаза, что первое цветное пятно потом воспринимаешь как облегчение, и от подвижно-дребезжащего тона старинных инструментов временами звенит в ушах. Ничто не услаждает. Все бередит. Похоже, этого и хотели достичь авторы спектакля.
В ансамбле солистов есть певцы более и менее известные. Солистка Пермской оперы, Заслуженная артистка России Надежда Павлова собрала на своем Зальцбургском дебюте в партии Донны Анны такие восторженные аплодисменты публики, что вполне можно ожидать нового витка ее международной карьеры, теперь уже в театрах первой величины. Рядом с нею уже значительные имена в современном оперном мире — Давиде Лучано (Дон Жуан), Майкл Спайрес (Дон Оттавио), Мика Карес (Командор), Федерика Ломбарди (Донна Эльвира). Но это прежде всего ансамблевая история. Часто в постановках «Дон Жуана» выпадающая из общего уровня пара Церлина-Мазетто в лице Анны Люции Рихтер и Давида Штеффенса абсолютно интегрированы в ансамбль. А Вито Прианте в партии Лепорелло был превосходным двойником своему хозяину. Были ли вокальные дефекты? Были. Затмили ли они общий эффект? Нет.
Важно, однако, что звезды в этом спектакле — не певцы, а дирижер и режиссер. Это их вечер. На них идет публика.
Полный, битком набитый зал Большого фестивального дома — сильнейшее впечатление для слушателя эпохи коронавируса. Все в обязательных масках FFP2, все с прививками или тестами, которые тщательно проверяют на входе. Но все 2179 кресел Большого фестивального зала заняты роскошной, разодетой фестивальной публикой тесно, без пустых кресел. И это колоссальная энергетика зала, которой так не хватало при разреженной рассадке. Хотя, по сравнению с прежними годами, не слышно в зале английской, русской или японской речи.
Кстати
Премьера 26 июля транслировалась по австрийскому радио Ö1. Её повтор запланирован на 2 августа российской радиостанцией «Орфей». А на спектакле 29 июля работали видеокамеры: шла подготовка к объявленной на 7 августа трансляции спектакля по австрийскому телевидению ORF2 и франко-германскому каналу ARTE. А 10 августа в 19.00 трансляция оперы пройдет в зале «Зарядье» — зрители увидят постановку на огромном экране с акустикой аналогичной живому концерту.
Источник: Российская газета