Двадцать третьего августа исполнилось 140 лет со дня рождения Александра Степановича Грина.
Вот писатель, которого невозможно сравнить ни с кем из русской, да, пожалуй, и мировой литературы. У него нет предшественников. При его жизни некоторые придирчивые критики подозревали, что он заимствовал свои сюжеты у Гофмана, Эдгара По, Джека Лондона, еще у кого-то. Но сделали сравнительный анализ и оказалось, что если влияние и было, то поверхностное. В русской литературе у него нет предшественников. Зато влияние его серьезные филологи находят в «Мастере и Маргарите» Михаила Булгакова и «Приглашении на казнь» Владимира Набокова.
Он — влиял. На него — нет.
Юрий Олеша назвал его писателем-«уником». «Их очень мало было на земле… Я знал его лично, провел с ним много часов. В его обществе я переживал очень сложные чувства. О чем бы мы ни говорили… я не мог расстаться с мыслью, что передо мной сидит необыкновенный человек. Человек, который умеет выдумывать. Я тоже писатель, но вот, думал я, писатель, сидящий передо мной, — писатель совсем особого рода… Грин был нелюдим. Мне кажется, это оттого, что он верил в чудеса, а люди не могли ему дать этих чудес. Но самое удивительное, он думал, что в нем самом есть что-то чудесное. Например, он не боялся собак. Там, где он жил, была дача. Зимой дачу сторожила собака. Собака была страшная, ее боялись сами хозяева. А Грин однажды открыл калитку, вошел, и собака спокойно улеглась у его ног».
До революции состоял в партии эсеров. Его готовили к покушению на государственное лицо. От убийства отказался, но при этом считал, что это террористы сделали его писателем, заставив понять, что между жизнью и смертью расстояние короче воробьиного носа. Все-таки он ненавидел царский режим и всячески сопротивлялся насилию над своей личностью в школе и армии. После революции категорически не сошелся с советской властью.
Его биограф Алексей Варламов пишет, что Грин «не принял советскую жизнь еще яростнее, чем жизнь дореволюционную: он не выступал на собраниях, не присоединялся к литературным группировкам, не подписывал коллективных писем, платформ и обращений в ЦК партии, рукописи и письма писал по дореволюционной орфографии, а дни считал по старому календарю».
Родился в семье поляка Степана Гриневского. Его отец принимал участие в польском восстании 1863 года, за что был бессрочно сослан в Сибирь, но затем получил разрешение поселиться в Вятской губернии, где в городке Слободском и родился его первенец — Александр. Вятка, так уж вышло, — это символ не только ссылки, но и провинциальной тоски, безнадеги и местного произвола чиновников. С Вятки списана «История одного города» Салтыкова-Щедрина.
В раннем детстве (начал читать книги в шесть лет) Саша Гриневский, само собой разумеется, мечтал о морях, о дальних странствиях и хотел стать матросом. Тем более что первой прочитанной им серьезной книгой стало «Путешествие Гулливера». Рано потеряв мать, он не сошелся с новой женой отца и жил отдельно. Был очень странным мальчиком, неуправляемым, головной болью для учителей. Из одной школы его выгнали, отец с трудом пристроил в другую. Рано начал скитаться, голодать, устроился-таки матросом и вроде бы даже побывал в Египте. Потом, как пишет Варламов, был «грузчиком, актером, переписывал роли для театра, работал на золотых приисках, на доменном заводе, на торфяных болотах, на рыбных промыслах, но успеха не добился ни на одном из этих поприщ, и из всех странствий он побитый возвращался в ненавистную ему Вятку…»
Служа в армии, дважды из нее дезертировал, второй раз — удачно.
Его связи с эсерами-террористами — отдельная тема. Он не был в душе революционером, а затем вообще был убежденным пацифистом.
Писателем стал, живя в Петербурге фактически нелегально. Только в 1910 году полиция выяснила, что известный писатель Грин — беглый ссыльный Гриневский. К тому времени уже вышла его вторая книга. Снова арестовали и сослали в Архангельскую губернию. В 1912 году вернулся в Петербург со своей первой женой Верой, но вскоре она с ним разошлась по причине его слишком частых загулов с питерской богемой. А свою третью, на всю оставшуюся жизнь, супругу Нину Миронову встретил в 1921 году на петроградской улице, где она, живя в крайней нужде, продавала свои последние вещи. Нина и стала его ангелом-хранителем, спасла от пьянства, обманом (под предлогом ее мнимой болезни) заставив переехать в Крым, его окончательное и последнее пристанище.
В Феодосии и затем в Старом Крыме он выглядел очень странно. Даже в жару ходил в наглухо застегнутом костюме. Мало с кем общался. Разве что иногда ездили в Коктебель к Максимилиану Волошину. До этого он был довольно успешным писателем, неплохо зарабатывал на литературе, но все деньги, что называется, быстро спускал. В Крыму начался тяжелый период. Грина фактически отлучили от советской литературы как писателя «идеологически чуждого». И опять началась нищета. На просьбы о помощи Союз писателей просто не отвечал. Но однажды прислали 250 рублей на имя «вдовы писателя Александра Грина». Ходили слухи, что Грин самолично отправил телеграмму в Москву: «Грин умер вышлите двести похороны».
Скончался в 1932 году забытым писателем, которого нет. Дальнейшие невзгоды преследовали и его вдову, побывавшую в оккупации, на трудовых работах в Германии и получившую за это по возвращении десять лет лагерей за «коллаборационизм и измену Родине», с конфискацией имущества.
Вот такая тяжелая судьба.
Но именно этот человек написал, наверное, самые волшебные книги о мечте — «Алые паруса» и «Бегущую по волнам». Создал свой особый мир, который критик Корнелий Зелинский назвал «Гринландией», и населил особыми людьми.
Которых никогда не было, но они есть и будут.
Источник: Российская газета