1925 год
Ася Ценципер
1 мая 1925. […] Думаю скоро подавать заявление о приеме в комсомол. Я много думала над этим и пришла к убеждению, что могу это сделать. Не знаю, вполне ли я подготовлена, — об этом будут судить другие, но ответственность я буду чувствовать, а, помоему, это самое главное.
Бронька из всех моих друзей — самая близкая. Она мне дорога как тип настоящей комсомолки.
Алексей Орешников
17 мая (4 мая) 1925. Воскресенье. […] С поездом в 5 ч. 17 м. мы с Таней уехали; публика в вагоне была ужасная: комсомольцы и комсомолки, все время певшие гнусные песни; бывшие тут пассажиры, большею частью крестьяне, не выражали не только сочувствия, но даже любопытства и сосредоточенно молчали.
1926 год
Константин Ливанов
16 июля 1926. […] Дочь, комсомолка, в один прекрасный день говорит матери: «Мне велели переменить фамилию; говорят, неприлично быть в комсомоле с такой фамилией и подрывается авторитет партии среди несознательных элементов». Фамилия — Генералова.
Федор Макаров
14 сентября 1926. Ст[анция] Сущево С[еверо]-З[ападной] ж[елезной] д[ороги]. […] Был на местной «бузе». «Буза» — комсомольское гулянье, уж подлинная буза. Играют в «Козу» и друг[ие] игры. Шуму-гаму — хоть отбавляй. Хорошо то, что матов не слышно и пьяных нет, вообще хулиганства «Буза» сама по себе имеет в зародыше попытку комсомольцев устроить гулянку, повеселиться без лишних «вещей».
Шел козел дорогою,
Нашел козу безрогую,
Давай, коза, попрыгаем, попрыгаем, попрыгаем и т. д. в том же духе.
Я видел первый опыт комсомола в деревне, взяв инициативу в свои руки, привлечь беспарт[ийную] молодежь. Ну, у них выигрыш тот, что клуб есть. […]
1929 год
Любовь Шапорина
7 января 1929. […] Была я на спектакле Трама — Театр рабочей молодежи. Все лицедеи — комсомольцы и комсомолки. Им страшно весело, они молодые, довольны собой. Шла «Дружная горка», оперетка. Наряду с очень хорошим — отсутствие хорошего вкуса и пошлость. Много танцев очень хороших, идущих от гимнастики (физкультуры), и плясок, а наряду с этим пошлейшая штампованно-опереточная жестикуляция.
Дешевов мне рассказывал, что пьесы сочиняются коллективно следующим образом: в их художественный совет входят человек десять представителей от всего комсомола. На заседании они говорят о каком-нибудь наболевшем вопросе, напр. страхе смерти, формализме и т. п. Намечаются основные линии пьесы, — затем кто-нибудь пьесу эту пишет, а на репетициях начинаются импровизации, и тут же пишется музыка. Пьеса становится ясна ее авторам лишь на премьере.
В скобках надо сказать, что очень талантливые режиссер Сокольский и композитор Дешевов — бывшие дворяне, des ci-devants. Мейерхольд расхвалил этот Трам до самозабвения, а Сокольский ему ответил: «Вы хвалите Трам, как барыня расхваливает платье своей кухарки, хвалит, но сама не наденет».
1930 год
Владимир Порцевский
15 октября 1930. Готовим мы N1 литературного альманаха. Я в этот номер пишу шаржированный портрет секретаря комсомольской ячейки Шмякина. Больной, с трясущимися руками и ногами, он кричит, брызжа слюной и зеленея от возбуждения. Ничтожное существо с низеньким маленьким лобиком, он свои суждения считает непререкаемыми, и многие боятся его крика. «Безграмотный апостол», из-за него я как-то тяну с поступлением в комсомол.
25 октября. Студенческое собрание. После Шмякина я потребовал зачитать «Апостола» — все смеялись во время чтения — и я произнес торжественную речь: «Где здесь хотя бы намек на то, что безграмотный апостол есть тов. Шмякин? В образе Апостола я стремился дать обобщение, тип. И если в выведенном типе люди узнают себя, то это не вина автора, а заслуга. Я удивлен постановкой вопроса — «вылазка против бюро ячейки».
Резолюция: «Товарищам Порцевскому, Тополеву и Буланову за попытку самовольного выпуска журнала и попытку дискредитации руководства — поставить на вид».
Завтра пойдем в райком комсомола, возмущенные вставкой «за попытку дискредитации руководства» и за термин «самовольный выпуск», — не самовольный, а выбраны мы литкружком.
29 октября. После вмешательства РК и описания всего дела в «Старом ключе» было обсуждение этих статей, и студенческое собрание приняло постановление:
1) Признать неправильным классификацию фельетона «Безграмотный апостол» как вылазку против бюро комсомольской ячейки. Указать тов. Шмякину на ошибочность его поведения.
2) Тов. Порцевскому, Тополеву и Буланову за попытку выпуска журнала без согласования с треугольником поставить на вид».
Мы выиграли сражение, но получилось какое-то противопоставление нас комсомолу. Ну как теперь подавать заявление в комсомол?
1935 год
Михаил Пришвин
12 июня 1935.[…] Проехали Нюхчу. Васька проснулся и начал трепать веслами бесполезно, спрашивая меня: как твоя фамилия? А жена есть? А сыновья есть, а дочки? Если бы не сказали, что он комсомолец, я давно бы понял его как идиота… Стало невыносимо: эта сволочь явно пользуется моей мягкостью. Бужу Петю, и все меняется: Петю он боится. А тот его [спрашивает] о шести условиях Сталина, и оказывается: он об этом и не слыхал и в комсомол попал, чтобы попасть в учебу на десятника. Так с трудом открывается суть человек из-за эпитета «комсомолец».
Давид Самойлов
12 октября 1935. […] Моя любимая мечта — это смерть за нашу страну, за мою идею. Я вступлю в комсомол и в случае войны пойду первым на фронт, чтобы победить. Пускай мне мало лет! Дети Парижской коммуны сражались так же, как и взрослые. […]
22 октября. […] Боюсь вступать в комсомол. Достоин ли я?
21 декабря. Я вступаю в комсомол, потому что теперь атмосфера накалена и каждую минуту может быть взрыв. Пусть мы все пойдем, умрем, победим. Без советской власти для меня нет жизни. В случае чего — пуля в лоб. Я вступаю в комсомол, потому что это моя романтика, потому что мой герой — Павел Корчагин…
Я вступаю в комсомол, чтобы найти себе деятельность, чтобы делать большое дело, а не превратиться в разглагольствующих, философствующих, эстетствующих.
Решено.
1937 год
Нина Костерина
10 сентября 1937. Недавно я зашла к Ване, комсоргу. Он пригласил меня к себе для разговора о Лоре: ее отец и мать арестованы; сама Лора совершеннолетняя. Какое мое мнение о ней? Лора сейчас почти на улице: пока живет у подруги, но к той скоро с дачи переезжают родители, и Лоре негде будет жить. Жуткое положение. Ваня настаивал на том, чтобы ее исключить из комсомола. Я не соглашалась, но комсорг так настаивал и доказывал: она, мол, не хочет отказываться от своих родителей — врагов народа. С чувством, будто делаю что-то плохое, я согласилась с комсоргом…
13 сентября. Сегодня у нас было кошмарно тяжелое собрание, посвященное делу Лоры. Ее исключили. Во время собрания она сидела позади всех и плакала. Все были очень подавлены.
Группоргом класса выбрали Сергеева.
«Здравствуй, дорогой папа!
[…] Меня выбрали в комитет комсомола. Недавно мы разбирали дело одной девочки. У нее арестовали отца и мать. Я вначале не соглашалась с предложением об ее исключении, но потом меня убедили, и я голосовала за исключение. И все же до сих пор не уверена, что ее надо было исключать. Девочка плакала, ей очень не хотелось уходить из комсомола, но в то же время говорила, что любит отца и мать и ни за что от них не откажется. После собрания мне было очень тяжело, и дома я долго плакала. Разве она виновата, что ее родители за что-то арестованы?[…]».
Василий Трушкин
19 марта 1937. […] Сегодня на уроке приступили впервые к изучению Конституции. Интересно. Действительно, мы завоевали немало. Я, часто сталкиваясь с антисоветскими элементами и настроениями, еще больше закаляюсь, еще больше верю в победу социализма во всем мире, еще сердечнее сочувствую героическим испанцам и становлюсь подлинным большевиком и патриотом. Скорее бы вступить в комсомол, чтобы еще плотнее слиться с великой родиной. Скорее доказать свою беззаветную преданность не на словах, а на деле, скорее покончить с мещанством, с обывательщиной, его скукой и пессимизмом.
1938 год
Владимир Вернадский
7 апреля. […] Зиночка (З. М. Супрунова) и Наташа Бонева (внучка Наташи Булацель). У обоих арестованы матери. Очень любопытные рассказы о среде молодежи, где они живут. Проникнуты шпионажем и НКВД. Идет пропаганда поступления в комсомол. Наташа (Бонева) только так (с)может работать позже. (Юрид[ический] инст[итут]). Комсомольцы под непрерывным надзором, лишены свободы распоряжаться собою, вмешиваются в мелочи и крупное (в) жизни. Сейчас из комсомольцев набор (по выбору партии — безапелляционно) в годовые курсы НКВД. Берут из всех высших школ: 300 р[уб.] в мес[яц] — «роскошная» жизнь в общежитии НКВД. Чему учат — не рассказывают. Агенты НКВД кишат среди студентов — их многие знают. […]
Аркадий Маньков
25 мая 1938. На нашем историческом факультете (Ленинградского университета — Авт.). арестовано человек 20. Из конфликтных дел более часа обсуждалось дело студента К. Его исключили из комсомола «за притупление классовой бдительности». Он отказался признать врагом народа арестованного отца, пока еще ведется следствие, и помогает ему. Ортодоксы возглашали с трибуны, что наша конституция не допускает арестов без причин, как будто этим самым ортодоксам не известно, что НКВД — государство в государстве, у которого своя конституция.
27 декабря. На закрытом комсомольском собрании доклад о VII пленуме ЦК комсомола. Он был созван по инициативе Сталина, Молотова и др. и ими же проведен. На нашем собрании дело обставили так, что как будто бы доверяют комсомольцам серьезную тайну, чего нельзя доверить остальным. Партийная склока, интриги, моральное и политическое разложение — все это, имевшее место в ЦК комсомола, — не тайна, а позор, о котором нужно напечатать во всех газетах, рассказать всему народу… Атмосфера на собрании была самая ужасающая, гнетущая. В течение нескольких часов склочничали относительно своих, истфаковских дел в свете решения VII пленума ЦК комсомола.
1940 год
Нина Костерина
24 февраля 1940. День Красной армии был как бы итогом моей комсомольской, общественной работы за эту зиму. Райком комсомола в порядке проверки готовности комсомола к обороне в день Красной армии провел военизированный переход Москва — Сходня — Нахабино — Москва. Я была назначена командиром роты студентов нашего института. Пробная мобилизация и переход прошли хорошо. Моя рота выполнила маршрут в указанные сроки, дисциплина, политработа во время перехода — все было в соответствии с приказом командования. Приказом по батальону мне была объявлена благодарность.
В общем, к войне готова. Одно плохо: из-за близорукости не могу научиться хорошо стрелять, а напяливать очки не хочется — корове седло!
1941 год
Майя Бубнова
[Октябрь 1941] Меня вызвали в школу. Было комсомольское собрание. Мы решили, что девочки нашей комсомольской организации должны стать дружинницами, а мальчики идти добровольцами в Красную армию и ополчение. К выполнению этого решения мы немедленно и приступили. (…)
Нас же ожидала неудача, нас, девочек. На другой день мы с Таней Браудэ рано утром были уже у дверей Куйбышевского РОККа. Но… увы, нам безжалостно заявили, что и без нас на фронте хватит людей, а нам надо еще подрасти. Хорошенькое дело! — «Надо подрасти!» Нам по 16-17 лет, а нам советуют подрасти!!! И сколько мы с Танькой ни бузили там, все равно ничего не помогло. […]
1942 год
Ирина Дажина
29 ноября. […] Пришлось сходить в Новосибирский горком комсомола, чтобы там дали разрешение на отъезд в армию (райком до сих пор не соглашается). Тут уж пришлось использовать «горкомовское знакомство» — Наташу Шафир, мою однокурсницу по истфаку МГУ. Наташа сначала пыталась отговорить, но потом все же пошла со мной по инстанциям, и разрешение — путевка на фронт — было получено. Остается до отъезда закруглить райкомовские дела и, главное, провести завтра районный слет тимуровцев-федякинцев.
Михаил Устрялов
10 марта 1942. […] 5 марта Леву вызвали в Военкомат для отправки в армию. Собрали мешок с бельем, продовольствием и проч.; однако он вернулся: явится 16-го марта. Некоторым другим тоже отсрочили до этого числа. Леве очень неприятно, т. к. большинство получивших эту отсрочку имеют арестованных родителей; у Левы же — дядя арестован.
Надо сказать прямо, что редко встретишь среди молодежи такого идейного, созидательного комсомольца, как Лева. И если его отнесут из-за того, что арестован в 1937 [году] его дядя, в категорию сомнительных в политич[еском] отношении, то это несправедливо и действительно обидно. Ведь его все же приняли в комсомол (знали про Колю и сначала колебались); сейчас он в истребительном отряде, куда принимают самых достойных. Всем членам «истреб[ительных] отрядов» отсрочен призыв до 15.III. Возможно, что им дадут ответственное задание. А в то же время — недоверие. Как разрешится дело — посмотрим. […]
[Апрель] Горкомитет Комсомола зачислил Леву в агитац[ионно]-пропагандистскую группу.
Олег Плиндов
15 мая 1942. Приняли в комсомол. А билет вручил полковой человек. Таких я не видывал с прошлогоднего июня. На моих глазах принимали в кандидаты партии, из 25 человек ни один не назвал всех постов Сталина. Пожурят и примут: «После выучишь».
1943 год
Евгения Шаврова
15 января 1943. Сегодня у нас большое событие — наш класс принимали в комсомол. Это немножко даже трудно осознать, ведь мы недавно были только пионеры. Комсомольцы представлялись настоящими взрослыми людьми, сильно отличающимися от других. А теперь в их рядах и мы — ленинградские шестиклассники, дети блокады. Билеты нам вручали в райкоме, на Невском. Каждому задавали вопросы — о положении на фронте, об учебе, общественной работе. Меня довольно придирчиво расспрашивали о работе пионервожатой. Сказали, что теперь, как комсомолка, я буду посещать каждую неделю в райкоме семинар для вожатых.
Возвращались мы поздно. Невский был совершенно пустынен, нам очень хотелось петь, и мы пели, громко говорили, у всех было какое-то особенное настроение. Сейчас уже поздно, мама спит, я успела ей рассказать, как все было, но заснуть не могу.
Семен Руднев
1 июля 1943. Сегодня днем собрал и провел совещание комсомольского актива всего соединения по вопросам:
роль комсомола в борьбе с барахольством;
роль комсомола в поднятии авторитета младшего начсостава соединения;
задачи комсомола в дальнейшем движении части, особенно по районам, насыщенным националистами.
После совещания в артбатарее обнаружено барахло, взятое двумя бойцами артбатареи Алексеевым и [Чибисовым]. Оба кандидаты партии, и оба орденоносца, но мы решили их расстрелять. Собрали всю часть, издали приказ. Я выступил [со словом] о позорном явлении мародерства, и начштаба зачитал приказ о расстреле. Многие плакали. Приговоренным дали последнее слово. Оба рабочие, боевые товарищи, стали просить перед всем строем командование части и всех бойцов, чтобы им сохранили жизнь, они свое позорное поведение [искупят] кровью. Приказ оставили в силе, но как было тяжело.
1945 год
Владимир Чивилихин
31 октября. Я был сегодня весел. Смеялся, шутил, не часто такое веселье бывает. Занятия кончились. Комитет собрался. На повестке «Прием в члены и пр.», сказал Костюк. Зачитал мою анкету, заявление, я рассказал в 15 словах автобиографию. Посыпались вопросы. Что я сделал?! Я молчал! Я молчал, смотря в окно. Как я еще молод, какой еще птенец. Не могу отстаивать свою правоту. Все сидят нахмуренные, серьезные. Я их знаю каждого, как свои 5 пальцев, и думаю: нет из вас ни одного комсомольца! Комсомолец знает устав и точно его выполняет. Не знает Устава из них 50%, а не выполняют его все. Мне ли не знать обязанности комсомольца?! Я об этом думал много.
Когда задают вопрос об обязанностях комсомольца — я молчу. Потом краснею, прошу заявление, анкету, выхожу из кабинета и рву их. Позор! Настроение ужасное. Я дрожу. […]
10 декабря. …Бог мой! Что с меня будет! С 6 лет читаю, с 10 лет курю, с 17 лет одел очки. Можно поздравить с новым «человеком». Черт побери! «Конь конем». Сегодня вступаю в комсомол…
1947 год
Ролан Быков
11 декабря 1947. […] Комсомольское собрание:
[…] в) Пережитки буржуазной культуры еще очень сильны: лень, замкнутость, мелочность, трусость и т.д. — качества, не позволяющие человека считать членом коллектива, — все это и есть болезни, оставленные нам буржуазным обществом и его предшественниками. […]
г) На почве этой болезни у нас в комсомольской организации при наличии вдобавок бурного индивидуализма, профессиональной замкнутости и пр. произошел полный развал работы. На этой же почве в училище нет коллектива, на этой же почве рождаются формальные спектакли, взяточничество, бюрократизм, «идейные статьи» и пр. Вот почему я и сказал, что это явление неслучайное. Оно не характерно для всей нашей молодежи в целом, но и неслучайно.
1949 год
Татьяна Терешенкова
8 июня 1949 года. Сейчас прочитала в научке (Хабаровского мединститута — Авт.) статью Эренбурга «Лучшее не забывается» и ни о чем не могу ни говорить больше, ни думать. Статья о девушке, простой советской девушке Инне Константиновой. Отныне я никогда не забуду это имя. Милая, милая девочка! Ее убили на фронте, она была партизанкой в тылу. Описывается ее дневник, школьный дневник, который, наверное, так и поразил меня, до самой глубины моей души. Поразил именно тем, что он как 2 капли воды похож на мой.
Она, между прочим, тоже называла любовью каждое свое увлечение. Она тоже не любила сначала Маяковского, а потом написала: «Заблуждение! Он такой большой и сложный человек, нежный и сильный». А я полюбила Маяковского за поэму «В.И. Ленин». Она тоже долго не могла найти друга, а потом сразу же подружилась с Люсей и на всю жизнь не могла найти лучшего друга (как у меня с Томкой!). А как она, умница, любила Мишу. Его тоже убили на фронте.
Она ведь тоже не очень хорошо училась. После каждой двойки у нее было плохое настроение, недовольство собой и горячее желание исправиться. Господи, ну какая славная девочка! Она умерла, защищая отход партизан в глухом густом лесу среди снега и звезд, как в сказке. Она любила такой лес, он напоминал ей какую-то давно слышанную сказку. Она осталась там. «Но, — говорит И. Эренбург, — лучшее не забывается».
В общем, эта статья в «Смене» N7 просто потрясла меня. Эренбург пишет, что «она мало писала о своей любви к Родине, но настал момент и она отдала ей свою жизнь. Отдала без слов и без колебания, потому что эта любовь всегда была в ней, и о ней просто незачем было говорить». Вот это — правда, большая, как Гималаи. Я давно уже считала, что так оно и есть.
1953 год
Эльвира Филипович
9 февраля 1953. […] Пошла в 9-й корпус, где рядом с нашим деканатом находится комитет ВЛКСМ факультета. Сердце предчувствовало недоброе. Так и вышло. В комнате за столом, покрытым красным, сидели трое: член комитета нашего курса Сатканов и двое уже немолодых девчат из комитета зоофака, культмассовый сектор Зина Кузина и политсектор Надежда Крускина. Потом пришла еще Тася Левашова, наш комсорг. Ее вызвали из-за меня.
Сначала говорила Зина Кузина, что, мол, комитету стало известно о недозволенных отношениях моих с иностранцем. Потом дали слово комсоргу. Тася очень хорошая. Сказала, что я никуда одна с иностранцем не уединялась.
Сатканов сказал, что все равно нельзя находиться постоянно вместе: на лекциях, в столовой, на Лиственничной. Да еще так, что друг друга всегда касаемся. За руки держимся. (Видел бы он, как мы обнимались!) Я дала торжественное комсомольское обещание «не любить!». Меня долго воспитывали, «делали профилактику». Из всего этого я поняла, что мне угрожает: изгнание из комсомола, из института, из Москвы, может быть, даже высылка «на Кулички». […]
1957 год
Эммануил Казакевич
3 апреля 1957. […] Молодежи в колхозе много, но все на нее жалуются: работают неважно, ведут себя плоховато. Секретарь комсомола — кокетливая девица Маруся — конечно, не в состоянии что-либо сделать, да и не знает толком, что делать. На правлении обсуждали проступок одного комсомольца — Наумычева. Он самовольно взял лошадь и привез себе дров. Маруся в ответ на вопрос Дормакова пролепетала, что «он ведет себя на собраниях тихо, но хоровой кружок посещает редко».
1958 год
Аркадий Николаев
29 октября 1958. […] В этот день, 29 октября, был праздник — 40 лет Ленинского комсомола. Получили много поздравительных телеграмм. Решили этот праздник отметить рюмкой красного вина. Разрешил из наших запасов выдать 8 бутылок портвейна. Так как разместиться в нашем камбузе всем не представлялось возможным, то пришлось разделиться по балкам машин. В камбузе мы принимали гостей. Всем им очень понравился наш комбинированный камбуз.
1962 год
Николай Каманин
20 декабря 1962. […] Только что звонил Гостев из ЦК ВЛКСМ. Комсомол уже реализует последние указания вождя о борьбе с абстракционизмом: Гостев разыскивает Гагарина и Титова — он хочет, чтобы они вместе с большой группой известных комсомольцев подписали письмо в газеты с протестом молодежи против попыток извратить в искусстве и литературе советский реализм, скатывания некоторых авторов на позиции абстракционизма.
1963 год
Виктор Старков
10 декабря 1963. […] Но вот созывается очередное курсовое комсомольское собрание. В докладе, между прочим, говорится, что у нас на курсе есть нездоровые тенденции: некоторые студенты, в частности Старков, любят Есенина. Это был взрыв. Собрание потребовало крамольника Старкова на сцену — пусть отчитается в своих грехах. Можно понять все мое… нет, не негодование, а скорее изумление, потрясение. Я жалко защищался… Кто-то вспомнил (Орестовой ее звали), что когда-то где-то я говорил кому-то, что слушаю передачи «Голоса Америки». Тогда всем стало ясно, что перед ними законченный космополит. Вон его из рядов комсомола.
Но нашелся среди членов факультетского бюро ВЛКСМ человек, который заступился за меня. Нельзя же, сказал он, на основании таких, мягко говоря, незначительных проступков так строго наказывать, достаточно будет поставить на вид.
1967 год
Алексей Кондратович
26 июня 1967. […] А[лександр]. Т[вардовский] сказал, что Гомулка распускает у себя комсомол.
— В конце концов комсомол превратился в бюрократическую школу подготовки бюрократов, аппаратчиков. Если молодежь хочет общаться, пусть создает спортивные общества, самодеятельные кружки.
Я сказал, что теперь членские взносы в комсомол стали символическими и все равно не платят, а потом, если и платят, как моя дочь, то сразу за полтора года.
А. Т.: — А ведь я, когда вступил в комсомол, скрывал это несколько месяцев от отца и матери. Для меня, и не только меня, это был поступок.
1971 год
Валерий Золотухин
31 января 1971. Сегодня было заседание местного комитета с бюро комсомола и партбюро — решали вопрос Высоцкого. Я опоздал. Полагал, что, как всегда, заседание состоится в 15, а оно было назначено на 14 часов. Пришел к голосованию. Об увольнении речи, кажется, не было вовсе. Значит, оставили в самый последний-последний раз, с самыми-самыми строгими предупреждениями. […]
1975 год
Юрий Нагибин
25 августа 1975. […]Через Благовещенск мы попали в поселок Тындинский, центр строительства, где скрещиваются Большой и Малый БАМ. Впечатление сложное. Есть, несомненно, что-то очень хорошее, молодое и горячее в этом деле. Но и российско-жутковатое тоже наличествует: много головотяпства, неразберихи, расточительства. Но без этого у нас ни одно дело не обходится. Мешает другое: назойливое предчувствие, что это комсомольское молодежное строительство неизбежно скатится к гулаговскому. Уже была попытка прислать заключенных, да начальник комсомольского штаба отбился. Но даже он не уверен, что его победа окончательна. А коли так станет, то грош цена этой величайшей стройке.
Во всяком случае я никогда не забуду комсомольского вожака — умного некрасивого и полного обаяния Вальку, прелестную Таню — девушку с гитарой, которая поет ею же сочиненные песни, и шофера Васю, влюбленного в нее, и тех крепких ребят, что сидели на моем выступлении, и шоферов, перемахивающих на тяжелогруженых «Магирусах» полуразрушенные мосты над вздувшимися бешеными горными речками. […]
Источник: Российская газета