Зачем российские заключенные объявляют голодовку и есть ли в этом смысл

Украинская военнослужащая, в июне 2014 года оказавшаяся в руках российских властей и приговоренная к 22 годам колонии. В мае 2016 года была передана Киеву в обмен на двух российских военных. Во время заключения в России была избрана депутатом Верховной рады, позже была арестована на Украине. Освобождена по истечении срока меры пресечения, суд по ее делу продолжается. В декабре 2014 года Савченко объявляла бессрочную голодовку.

«Это было 83 дня непрерывной голодовки, потом был перерыв, еще 10 дней голодовки на воде, и потом было шесть дней сухой голодовки.

Самой тяжелой, конечно, была эта длительная голодовка, 83 дня. Начиналась она, в принципе, так же, как у Навального: ко мне не пустили доктора, у меня не было форточки в камере, была осень-зима, я замерзала, мне не ставили окно, и я начала терять слух, у меня воспалилось ухо. Доктора не вызывали, потому что не было именно лора в пенитенциарном учреждении.

Я объявила голодовку, лор пришел, ухо полечили. Это называлось голодовкой «на режим» — то, что сейчас делает Навальный. Это когда вы бунтуете против того, что что-то не происходит в пенитенциарном учреждении или происходит нарушение прав человека, что-то нарушают, не соблюдаются условия и так далее.

А дальше я начала голодать не «на режим», а «на систему» — это другой порядок голодовки. Я объявила об этом в суде. Я сказала, что судить меня Россия не имеет права, поскольку у нас война с Россией, я гражданка Украины, и меня в Россию выкрали, журналистов я не убивала. Поэтому или меня должен судить военный трибунал, и они признают, что у нас война, или на меня нужно вешать обычную уголовку — но я в уголовке никогда задействована не была.

Когда идет голодовка «на систему» — это уже политическая голодовка. Такое происходило в мировой истории не раз, политзаключенные еще с древних веков постоянно объявляли голодовки.

У Навального все зависит от того, как он будет вести себя дальше. Сейчас он объявил голодовку «на режим». К нему действительно должны допустить врача, предоставить медицинскую помощь, и он может снять эту голодовку. Обычно «на режим» — это до 10 дней голодают люди. Если он объявляет голодовку «на систему», то дальше надо смотреть, какое у него здоровье, сколько он выдержит, какие он будет ставить цели.

Много заключенных объявляют голодовку все-таки с желанием выжить, победить или хотя бы продержаться, чтобы показать сопротивление. Когда я объявляла голодовку в России и держала ее 83 дня, я не надеялась выжить.

Голодовка «на режим» считается для зэков более-менее обыденной — это когда люди голодают до десяти дней, а потом снимаются. Это такие бунты для неполитических заключенных, это может сделать каждый заключенный. Когда голодают политические заключенные, это во все времена вызывало уважение у других заключенных, потому что они видят, насколько человек долго может выдержать.

Ко мне отношение действительно изменилось. Сначала ходили и шутили, что, мол, я буду подъедать какие-то шоколадки, я долго не выдержу. Но когда на 40-й день ко мне зашли конвоиры, вертухаи так называемые, то сказали: «А это она до сих пор голодает? Как это она так может?»

Начали жарить картошку у меня под камерой, открывая эту кормушку, чтобы возбудить мне аппетит запахами. Это считается пыткой, но я не считаю, что это было прямо аж так страшно. Не наелась — так хоть надышалась.

Дальше уже в больнице — приезжают, накрывают стол, кладут сало. Говорю: вот вы сало положили, но вы же понимаете, без ста грамм я сало есть не буду. Мне говорят: вы же понимаете, что если я вам налью сто грамм, то вы умрете? Я говорю: вы не говорите, а попробуйте, поверьте, не умру. Это было очень весело.

Для администрации голодовка любого заключенного — это всегда экстраординарная ситуация, потому что им нужно как минимум написать какие-то отчеты наверх. Но когда люди голодают «на режим» до десяти дней и в принципе все понимают, что это ненадолго, это стандартная ситуация».

Советский диссидент, защитник прав крымских татар Мустафа Джемилев подвергался принудительному кормлению 10 месяцев в тюрьме после начала голодовки в 1975-м году.

«Существуют разговоры, будто бы человек, который держит голодовку, привыкает к этому и больше ее не ощущает. Неправильно это, голод чувствуется постоянно.

Сейчас в России отношение к голодающим [заключенным] другое немножко. В СССР независимо от твоего желания на седьмые, восьмые, девятые сутки приходили врачи, и если видели угрозу летального ухода, то принимали решение о принудительном кормлении.

Это значит: приходит надзиратель, держит за руки, ноги, роторасширителем раскрывает рот, иногда ломает зубы, и через шланг питательную жидкость вводят, какое-то количество калорий, которые должны поддержать жизнедеятельность в течение суток-двух. И так каждый день или через день. Когда очень долго голодают, этого недостаточно становится, применяли еще уколы глюкозы.

Сейчас вроде бы должны получать согласие на принудительное кормление. Это абсурд, конечно. Зачем голодающему соглашаться на принудительное кормление? Но, если есть угроза смерти, то к этому прибегают — как и советская, российская власть не заинтересована в том, чтобы заключенный умирал в застенках.

В тюрьмах и лагерях голодовки бывали часто, преимущественно бытовые. Не водят в баню, грубое обращение надзирателей, беспредел, писем и свиданий не дают, низкая температура в камере. Такие голодовки некоторыми уступками администрации заканчивались.

Политические голодовки как правило не рассчитаны на то, что требования будут удовлетворены. Голодающие это понимают. Они просто вносят вклад в общее дело.

Я все рассчитал и перед голодовкой обеспечил доставку очень длинного письма Андрею Сахарову — о тех провокациях, которые мне устраивали. Моя главная задача была, чтобы тема Крыма, тема депортаций крымских татар и требования возвращения исторической родины, тема нарушения прав человека в Советском Союзе были преданы огласке.

В этом смысле я своего добился — у многих зарубежных радиостанций передачи начинались с упоминания о том, что идет 50-й, 60-й, 70-й день голодовки Мустафы Джемилева. Одновременно они рассказывали о том, почему этот человек голодает и чего требует. Тема Крыма, крымско-татарского народа как раз в 1975-76 год как раз вышла в свет.

У меня было такое настроение: я знал, что народ, затаив дыхание, следит за тем, что произойдет со мной. Я знал, что если я не выдержу, сниму голодовку, то вздохнут с облегчением — все-таки остается живым.

Но чувство того, что не выдержу, для меня было неприемлемым, и я был настроен идти до конца. Когда меня уговаривали, приводили аргументы, почему должен бросить голодовку, врачи говорили, что организм отказывает, меня укрепляло в том, чтобы идти до конца — если уж я не совсем полноценный человек, то зачем и жить».

Координатор «Левого фронта» Сергей Удальцов объявлял голодовки несколько раз — в спецприемниках, СИЗО и колонии, где он отбывал срок по «болотному делу».

«Я, наверное, около десятка раз в различных форматах объявлял голодовки — при административных арестах, уголовном преследовании по «болотному делу».

Максимальная длительность — месяц [июль-август 2014 года], потом по медицинским показаниям пришлось прекратить. Это было в знак протеста после вынесения приговора «болотному делу», я был в СИЗО «Матросская тишина».

Потом встал вопрос о принудительном кормлении. Состояние здоровья сильно ухудшилось, я свою задачу посчитал выполненной, поэтому прекратил.

А так были голодовки по 10, по 15 суток — чистые, без медицинских препаратов, без глюкозы. Сухие голодовки по пять-шесть дней, когда меня госпитализировали (в августе 2018 года Удальцов дважды за неделю попал в больницу из-за сухой голодовки, которую он объявил после ареста на несогласованной акции. — Би-би-си).

Насколько этот способ эффективный — каждый сам решает. Все зависит от того, какие требования у человека. Если они локальные — облегчить условия содержания, прекратить придирки, нарушение прав, улучшить питание или медпомощь — то достаточно эффективный способ.

Когда я был в колонии в Тамбовской области, я такой голодовкой добился по крайней мере того, что меня перестали преследовать разными маленькими нарушениями, помещать в штрафной изолятор. Конечно, меня не освободили, но мое существование стало немного проще.

У Навального как раз такой случай «локальных требований». Если требования более глобальные, политического характера, например, освободить кого-то, то по таким вопросам сложно рассчитывать на быструю реакцию.

Голодать за отставку [Владимира] Путина можно довольно долго, а по вопросу медицинской помощи реалистично добиться результата.

О голодовке ты сообщаешь официально — пишешь заявление на имя начальника колонии и СИЗО, в котором ты объясняешь, почему отказываешься от пищи и что делаешь это добровольно. Они должны отправить бумаги в прокуратуру, прокуратура потом, как правило, проверку проводит. Поэтому голодовка — это не очень приятная ситуация для администрации.

Бывают случаи, конечно, что факт голодовки пытаются скрыть — тут все зависит от того, насколько человек упорный и есть ли резонанс. Если есть поддержка извне, скрыть невозможно. Тогда напрягов для администрации еще больше.

Повышенное внимание им, конечно, создает неудобства. Когда вы голодаете и об этом никто не знает, больше возможностей для произвола, уговоров, давления. Чаще всего так и происходит, иногда к этому даже других заключенных привлекают: они могут оказывать моральное давление и даже физическое.

На голодовке врачи тебя наблюдают, анализы периодически берут. Понятно, что бесконечно голодать нельзя, если это реальная голодовка. Есть случаи, когда начинают колоть глюкозу, витамины. В таком формате, конечно, можно голодать намного дольше — и месяц, и два. В чистом виде месяц-полтора — это предельный срок. Я на 30-й день чувствовал, что в организме идут процессы саморазрушения, огромная слабость, анализы были очень плохие.

Голодовка как форма политического высказывания — право каждого человека. Даже временный отказ от пищи — это серьезное решение. Некоторые два-три дня не поедят — на стенку лезут. У голодовки могут быть разные цели — политический месседж, локальные требования — и умирать совершенно необязательно».

Бывший глава Серпуховского района Московской области Александр Шестун осужден на 15 лет колонии. Он несколько раз объявлял голодовку — о том, как это происходило, рассказывает его жена Юлия Шестун.

«C учетом последней голодовки — на прошлой неделе — Александр Шестун голодал пять раз. Максимальная длилась 223 дня и закончилась в декабре 2019 года насильным кормлением.

До того и ему, и мне неоднократно предлагали, чтобы он начал принимать питательные смеси. Но никаких питательных смесей он не принимал. Летом того года он был на обследовании в тюремной больнице — я подозреваю, что что-то в капельницу они ему подмешивали под видом лекарств, обманом.

Но к исходу этих 223 дней он объявил уже и сухую голодовку, начали отказывать внутренние органы. Прямо в «Матросской тишине» его связали, ввели зонд, катетер и три дня кормили. На тот момент он весил 54 кг, его докачали до 62 кг. Он не снял голодовку — и через неделю кормление повторили.

Была подана жалоба в Европейский суд по правам человека — и после второго насильственного кормления ЕСПЧ прислал петицию, что Александр должен снять голодовку, иначе его жалоба не будет рассмотрена. После этого было бесполезно голодать.

Александр Вячеславович описывал свое состояние. Первые пять дней очень тяжело, а потом, наоборот, появляется какая-то легкость, а когда уже состояние крайне тяжелое, то постоянная слабость и спишь постоянно, апатия.

Предыдущие четыре голодовки преследовали жесткие требования — справедливого суда, признания его невиновным, выпустить из-под ареста. Последняя сухая голодовка в 2019-м проходила с требованием свободы политзаключенным в России.

А последняя голодовка была с «лайтовыми» требованиями: как только Шестун попал на этап и попал в тверское этапное СИЗО-1, которое славится своими пыточными условиями, он заявлял о нарушениях, к нему приходили члены ОНК, после чего его отправили в карцер.

Потом руководство СИЗО стало применять психологическое давление. Электрошокером не били, но били соседей. А в один прекрасный момент подселили к нему соседа, который с порога заявил о своем статусе «опущенного». По негласным правилам такие люди должны жить отдельно.

Я вот сейчас говорю с Константином Котовым, который сидел в той самой покровской тюрьме, где сейчас Навальный. У него точно такая же провокация была: к нему подошел молодой человек, поздоровался за руку. А потом Котова вызывает администрация и говорит: «А вы знаете, что это опущенный? Мы сейчас всем расскажем, так что давайте лучше сотрудничайте с нами».

Александр тут же написал заявление о голодовке, и его перевели в карцер, но через полтора дня пришел кто-то из руководства, и требование выполнили, соседа отселили. И выполнили требование о медицинском обследовании. Во вторник он был этапирован в больницу в Торжке. Впервые за все эти голодовки требования были выполнены.

Все зависит от персоны, которая объявила голодовку. Если его или ее медийно сопровождают, если ходят адвокаты, если они в СМИ об этом говорят, то, конечно, это нервирует руководство колонии. А есть арестанты, о которых никто не знает.

Если мы говорим о требовании Навального [допустить врача] или об очередном требовании Шестуна, там были выполнимые условия. Когда Александр выдвигал требования об освобождении политзаключенных, понятно, что это было нереализуемо».

Виктор Филинков осужден на семь лет по обвинению в участии в сообществе «Сеть» (в России признано террористическим и запрещено). Филинков находится в петербургском СИЗО-3, на 28 апреля назначено слушание по его апелляции на приговор. О его голодовке рассказала журналистка и правозащитница Татьяна Лиханова, она состоит в переписке с Филинковым.

«Витя объявил голодовку, находясь в СИЗО на Шпалерной улице (считается, что туда отправляют фигурантов дел, которые ведет ФСБ. — Би-би-си) 30 октября 2019 года, в день памяти жертв политических репрессий, в поддержку политзаключенных — принципиально не выдвигая личных требований про себя. Он об этом написал в открытом письме, которое передал к митингу в поддержку политзаключенных.

Хотя в это время и у него самого были серьезные проблемы со здоровьем, но в СИЗО они никак не решались, и адекватную медицинскую помощь он не получал (об этом Би-би-си говорил и его адвокат Виталий Черкасов. — Би-би-си).

Как раз тогда, когда он объявил голодовку, ему стало совсем плохо — было подозрение на желтуху. Потому что у него были желтые белки глаз. И его отвезли в тюремную больницу имени Гааза.

Там его хотя бы начали обследовать и сказали: «Давай ты прекратишь уже и голодать здесь не будешь». И 5 ноября он в больнице голодовку прекратил».

Бывший член Совета Федерации Константин Цыбко осужден в 2017 году по обвинению в получении взяток, вину не признал, утверждал, что дело сфабриковано по политическим причинам. Находится в колонии строгого режима ИК-11 УФСИН в Кировской области, где подвергался серии наказаний и провел в знак протеста несколько голодовок. Цыбко ответил на вопросы Би-би-си по телефону через сестру, которой звонил по таксофону.

«В колонии строгого режима ИК-11 и в лечебном учреждении ЛИУ-12, где я оказался в связи с тяжелым заболеванием, я объявлял голодовки в среднем не менее трех раз в год, начиная с осени 2018 года. Мои голодовки признаны обоснованными при проведении прокурорских проверок.

Самая долгая голодовка продолжалась 21 день. Она была связана с тем, что меня незаконно, с целью оказать психологическое давление, перевели в строгие условия отбытия наказания за то, что я, зайдя в помещение, где находились восемь сотрудников, сказал один раз «здравствуйте» сразу всем сотрудникам. Тюремщики, находившиеся в комнате, посчитали, что этого мало и я должен был сказать «здравствуйте» восемь раз.

За это якобы нарушение меня поместили в ШИЗО, признали злостным нарушителем и перевели в строгие условия отбытия наказания, которые предусматривают значительно более жестокие условия нахождения в колонии.

Я не совершал никаких нарушений правил внутреннего распорядка. Прокуратура провела тщательную проверку и установила абсолютную незаконность действий ИК-11, отсутствие каких-либо нарушений правил с моей стороны и внесла представление о немедленной отмене незаконного взыскания и перевода меня на строгие условия.

Один из руководителей ФКУ ИК-11 открыто сказал мне, что им плевать на мнение прокуратуры, а за жалобу меня жестоко и показательно накажут. Через 10 дней по очередному нелепому поводу меня снова посадили в ШИЗО, я снова объявил голодовку и написал жалобу на эти действия в прокуратуру. Проверка прокуратуры опять выявила грубейшие нарушения закона со стороны администрации.

Голодовки я объявлял одновременно с обращением в прокуратуру, так как до сих пор считаю, что основной формой борьбы за свои права является применение предусмотренных законом способов обжалования пыточных действий администрации колонии в прокуратуру и в суд.

Во всех случаях в результате объявления мной голодовки я добивался от администрации возможности встретиться с представителем прокуратуры либо уполномоченным по правам человека в регионе.

Дело в том, что излюбленный способ администрации колонии лишить человека возможности защищать свои права — это не давать ему возможности встретиться с прокурором, уполномоченным по правам человека и даже адвокатом. Все эти методы администрации исправительных учреждений пытались применить ко мне.

Объявление голодовки связано с рядом процедур, которые вынуждают администрацию колонии уведомить надзирающего прокурора и начать ведение так называемой «карточки голодающего», которая является документом, подлежащим обязательной проверке контролирующими органами. Это позволяет значительно ускорить время начала прокурорской проверки либо подготовку адвокатом обращения в суд.

В среднем через 10-14 дней мне удавалось добиться возможности встречи с прокурором или уполномоченным по правам человека в регионе.

Вопрос принудительного кормления при голодовке урегулирован частью 4 статьи 101 УИК РФ (Уголовно-исполнительный кодекс. — Би-би-си). Принудительное кормление допускается только в случае возникновения угрозы жизни голодающего, которая определяется по медицинским показаниям, с момента объявления голодовки осуществляется ежедневный медицинский контроль.

По своему опыту могу сказать, что резкое ухудшение состояния происходит ближе к 30 дням голодовки. Мое состояние в период голодовок не ухудшалось до тех показателей, которые предусмотрены для таких процедур. Наиболее сильно я потерял вес во время голодовки продолжительностью 21 день, когда мой вес при росте 182 упал с 75 кг до 59 кг.

Голодовки есть двух видов — сухая,когда человек отказывается и от еды, и от воды, и есть мокрая голодовка, когда голодающий пьет только воду.

Сухая голодовка очень опасна. Это практически смертельная форма голодовки.

Я никогда не объявлял сухих голодовок, так как целью этой акции было не причинение себе непоправимого вреда, а привлечение внимания контролирующих и правозащитных органов.

Голодовка — это крайне редкий способ защиты своих прав. Его применяют в большинстве своем образованные и реально подвергшиеся жестокому обращению люди. Многие объявляющие голодовку подвергаются давлению не только со стороны администрации, но и стороны приближенных к администрации заключенных».